РАЗВИТИЕ
Удобно и страшно
Школьный психолог о том, почему зачастую консультация не помогает решить проблему и как родители современных подростков оказались беспомощны
Министерству образования недавно предложили поменять формат работы школьных психологов: их хотят обязать проводить профилактику экстремизма среди подростков. Однако помимо митингов и ловли покемонов школьников в основном волнуют простые вещи: семья, отношения, учеба.
Как сейчас выглядит работа школьного психолога, помогают ли консультации решить проблемы учеников и почему подростков необходимо постоянно вовлекать в реальную жизнь — об этом Ground поговорил с Евгенией Семененко, психологом школы №198
Как сейчас выглядит работа школьного психолога, помогают ли консультации решить проблемы учеников и почему подростков необходимо постоянно вовлекать в реальную жизнь — об этом Ground поговорил с Евгенией Семененко, психологом школы №198
— Почему решили пойти именно в эту профессию?
— Случайно — выбор места учебы был ограничен оценками в аттестате. Я не могла себе позволить поступать на технические специальности, в которых нужны математика, физика или химия — только гуманитарные. Поэтому выбрала то место, где была уверена в собственных знаниях: специальность «Педагогика и психология», правда дошкольная. В школу попала еще более случайно. Это был кризисный год, 1998. Заканчивая пятый курс, я жила в стрессе из-за замужества и переезда в Северск, где никого и ничего не знала. И вот однажды весной свекровь сказала, что в одну из школ требуется психолог. С тех пор я не меняла место своей работы.
Еще учась в институте, понимала, что мне все-таки интереснее работать не с дошкольниками, а с детьми постарше. Поэтому я обрадовалась, когда мне доверили быть психологом в средней и старшей школе.
Еще учась в институте, понимала, что мне все-таки интереснее работать не с дошкольниками, а с детьми постарше. Поэтому я обрадовалась, когда мне доверили быть психологом в средней и старшей школе.
— Как начиналась работа?
— Сначала было сложно — мне не сразу смогли сформулировать цели и задачи. Поскольку тогда я не вела никаких предметов, я не очень хорошо знала детей. Это тоже добавляло трудностей в работе. Кроме того, первые недели и месяцы мне было непонятно — а на что тратить учебный день? Жду, когда ко мне придут жаловаться, когда попросят что-то сделать. На тот момент я никого не знала. Мне 22 года, сама не сильно отличаюсь от учащихся старших классов. Где должна пригодиться? Когда? Как я узнаю об этом? Никакого интернета в кабинете, даже дома не было компьютера, черпать информацию было сложно. Но постепенно пошли учителя с трудностями, потом стала выступать на родительских собраниях. Так стал очерчиваться круг моих обязанностей. Но всегда было страшно: справлюсь ли я?
Есть ощущение, что часто к нам относятся как к волшебной палочке, которая возьмет и решит проблему. Но не существует одного простого решения, которое подходит всем
— Как сейчас окружающие относятся к школьным психологам?
— Я не знаю, так ли это на самом деле, но есть ощущение, что часто к нам относятся как к волшебной палочке, которая возьмет и решит проблему. Но не существует одного простого решения, которое подходит всем. За психологической помощью часто обращаются люди, которые хотят изменить кого-то: сына, мужа, родителей. А психолог может эффективно работать только с тем, кто сам намерен меняться.
Дети, особенно 5-7 классы, настороженно относятся к психологу и к необходимости с ним общаться. Они считают, что если тебя пригласили на беседу, значит ты — «псих». Для подростка неприятно, если окружающие сверстники это заметят.
Если говорить о школьниках, то я не склонна к обобщениям. Все по-разному. Но мне хочется верить, что я могу найти общий язык со многими подростками. Мне даже не всегда бывает понятно для самой себя, кто я? Взрослый или подросток? Я всегда между этими двумя категориями. Я не могу себе позволить встать только на позицию родителей и учителей или только на позицию подростков. Хотя мне все-таки кажется, что подростки могут мне доверить больше, чем другим взрослым. Особенно это касается девчонок, так как они чаще обращаются, чем молодые люди.
Дети, особенно 5-7 классы, настороженно относятся к психологу и к необходимости с ним общаться. Они считают, что если тебя пригласили на беседу, значит ты — «псих». Для подростка неприятно, если окружающие сверстники это заметят.
Если говорить о школьниках, то я не склонна к обобщениям. Все по-разному. Но мне хочется верить, что я могу найти общий язык со многими подростками. Мне даже не всегда бывает понятно для самой себя, кто я? Взрослый или подросток? Я всегда между этими двумя категориями. Я не могу себе позволить встать только на позицию родителей и учителей или только на позицию подростков. Хотя мне все-таки кажется, что подростки могут мне доверить больше, чем другим взрослым. Особенно это касается девчонок, так как они чаще обращаются, чем молодые люди.
— Как проходят ваши будни?
— В этом учебном году я веду «Основы социализации личности» в 8-9 классах. Четыре дня в неделю провожу занятия, кроме этого у меня «под опекой» есть дети с особенностями в развитии, с особенностями здоровья, которых нужно сопровождать. Помимо них, еще трудные подростки, консультации для педагогов, для родителей. Это то, что составляет мои рабочие будни.
— Часто ли дети или их родители обращаются за помощью или консультацией?
— Я могу сказать, какой контингент чаще всего обращается. Из взрослых — родители пяти-шестиклассников, когда подростковый кризис только наступает. Сами дети, по своей личной инициативе обращаются не раньше восьмого класса.
Зачастую консультация психолога не помогает решить проблему. Я не могу, например, наладить отношения ребенка в классе или семье. Я могу только наметить пути или средства осуществления, мотивировать к переменам или помочь пережить трудное время. Самое трудное для людей, по-моему, это умение переживать плохое. Мы хотим жить без проблем, но это невозможно. Поэтому моя задача — помочь человеку прожить, пережить, выразить чувства, эмоции, понять, чего он хочет и к чему идет, с помощью чего он может измениться и добиться своей цели.
— Были ли случаи, вызвавшие особый интерес?
— Профессиональная этика не позволяет разглашать такие моменты. Могу сказать, что бывают такие случаи, которые лишают сна. Наверное, для профессии психолога это неправильно, но такое есть. Все время есть опасения, что я чего-то не досмотрела, не так сказала, была недостаточно настойчива или, наоборот, слишком давила.
— В этом учебном году я веду «Основы социализации личности» в 8-9 классах. Четыре дня в неделю провожу занятия, кроме этого у меня «под опекой» есть дети с особенностями в развитии, с особенностями здоровья, которых нужно сопровождать. Помимо них, еще трудные подростки, консультации для педагогов, для родителей. Это то, что составляет мои рабочие будни.
— Часто ли дети или их родители обращаются за помощью или консультацией?
— Я могу сказать, какой контингент чаще всего обращается. Из взрослых — родители пяти-шестиклассников, когда подростковый кризис только наступает. Сами дети, по своей личной инициативе обращаются не раньше восьмого класса.
Зачастую консультация психолога не помогает решить проблему. Я не могу, например, наладить отношения ребенка в классе или семье. Я могу только наметить пути или средства осуществления, мотивировать к переменам или помочь пережить трудное время. Самое трудное для людей, по-моему, это умение переживать плохое. Мы хотим жить без проблем, но это невозможно. Поэтому моя задача — помочь человеку прожить, пережить, выразить чувства, эмоции, понять, чего он хочет и к чему идет, с помощью чего он может измениться и добиться своей цели.
— Были ли случаи, вызвавшие особый интерес?
— Профессиональная этика не позволяет разглашать такие моменты. Могу сказать, что бывают такие случаи, которые лишают сна. Наверное, для профессии психолога это неправильно, но такое есть. Все время есть опасения, что я чего-то не досмотрела, не так сказала, была недостаточно настойчива или, наоборот, слишком давила.
«Задача в том, чтобы научить ребенка мечтать»
— Давайте поговорим о тех, кто к вам приходит за помощью. Как, например, проходит работа с подростками?
— Чаще всего в формате беседы. Существуют, конечно, психологические игры и другие методики, но мне кажется, они больше работают на группе людей, это скорее коллективные методы. Когда работаю индивидуально с человеком, то стараюсь делать это в диалоге. Я не стесняюсь задавать вопросы, для меня практически нет запретных тем, но это не означает, что ребенок обязан на все отвечать. Разговаривая на такие темы, я обязательно спрашиваю у ребенка — что из сказанного не должно выйти из кабинета? Если он скажет — это нельзя, то оно так и остается в этом кабинете.
— Приходилось ли вам уже работать с депрессивными школьниками?
— Это бывает достаточно редко, но приходилось. Вот именно такие случаи и заставляют не спать, потому что оказывается, что все те ценности, которые имеют значение для многих людей, для таких школьников не имеют никакого значения вообще. Семья, дети, дружба, любовь. И свою задачу я вижу в том, чтобы научить ребенка мечтать.
— А с трудными подростками? Как вы помогаете им? Кто входит в эту категорию?
— Это подростки, которые не справляются с учебной программой, нарушают дисциплину, подростки, которые вступили в противоречие с законом, то есть дети, состоящие на учете из-за всевозможных правонарушений.
Чтобы ко мне попал трудный подросток, который, например, состоит на учете, то для этого происходит определенная процедура — постановка в комиссию по делам несовершеннолетних. Я, как психолог, обязана его сопровождать, беседовать, помогать определить будущие цели, планы.
Такие дети почти всегда охотно идут на контакт. Потому что обычно такая информация конфиденциальная, она не «гуляет» по школе. Если он оступился, это не значит, что его начнут клеймить и тыкать пальцем. Информация о проступке известна только мне, администрации, его родителям и самому ученику.
Чтобы ко мне попал трудный подросток, который, например, состоит на учете, то для этого происходит определенная процедура — постановка в комиссию по делам несовершеннолетних. Я, как психолог, обязана его сопровождать, беседовать, помогать определить будущие цели, планы.
Такие дети почти всегда охотно идут на контакт. Потому что обычно такая информация конфиденциальная, она не «гуляет» по школе. Если он оступился, это не значит, что его начнут клеймить и тыкать пальцем. Информация о проступке известна только мне, администрации, его родителям и самому ученику.
Раньше у меня возникал вопрос «Как же так?», мне казалось, что они не понимают своего счастья, хотелось переубедить, рассказать о том, как здорово иметь семью, детей. Но потом я поняла, что это не преступление: если человек будет счастлив и так, то пусть.
— Какие пути решения проблем вы предлагаете?
— Я не могу предложить человеку конкретный путь решения, но могу помочь определиться с его чувствами, принять ситуацию, рассказать о других решениях, точках зрениях. Помочь найти ресурсы переждать, переболеть. Так как подросток — лицо, зависимое от родителей, то у него минимум средств и способов решения. Нужно помочь ему помечтать, увидеть свет в конце тоннеля, дать надежду.
Например, самая распространенная ситуация — напряженные детско-родительские отношения. Ребенок не может изменить своих родителей, какое-то время он все еще будет от них зависеть. Тогда мы делаем упор на то, чтобы он не осуждал своих родителей, а выносил уроки для своей будущей семьи, что можно и что нельзя, как он будет, а как не будет себя вести. Представляем его будущую жизнь: что он вынесет из своей родительской семьи, а от чего попытается отказаться. Я стараюсь разворачивать их в сторону семьи. Жизнь продолжается, и ты должен планировать ее сейчас.
Например, самая распространенная ситуация — напряженные детско-родительские отношения. Ребенок не может изменить своих родителей, какое-то время он все еще будет от них зависеть. Тогда мы делаем упор на то, чтобы он не осуждал своих родителей, а выносил уроки для своей будущей семьи, что можно и что нельзя, как он будет, а как не будет себя вести. Представляем его будущую жизнь: что он вынесет из своей родительской семьи, а от чего попытается отказаться. Я стараюсь разворачивать их в сторону семьи. Жизнь продолжается, и ты должен планировать ее сейчас.
— Но ведь не все подростки хотят создать семью в будущем. Что делать с такими?
— Обычно на прием чаще всего приходят девочки, они часто говорят о том, что не собираются заводить семью, заводить друзей. Раньше у меня возникал вопрос «Как же так?», мне казалось, что они не понимают своего счастья, хотелось переубедить, рассказать о том, как здорово иметь семью, детей. Но потом я поняла, что это не преступление: если человек будет счастлив и так, то пусть. Есть много других способов самореализоваться, помочь другим поколениям, для этого необязательно иметь собственных детей.
Простое
и радикальное
решение
— Сейчас идет волна борьбы с разными «группами смерти». Что вы думаете про всю эту ситуацию с подростковыми самоубийствами?
— С одной стороны, я не склонна к истерии и конспирологическим теориям. Но вообще такие ситуации повергают меня в шок. Наибольшую опасность подобные вещи представляют для младших подростков, так как у них мало опыта. Старшие подростки больше в «группах смерти» мотивированы либо любопытством, либо понтами. Младшие как-то более серьезно относятся, кибернасилие может оказать на них и их неокрепшую психику пагубное влияние.
Взрослым хочется найти простое и радикальное решение, закатать в асфальт все гаджеты и интернет туда же. Но, на самом деле, не все так просто. Получается, что родители беспомощны, у них нет достаточного времени. У них нет иногда желания, иногда возможности устанавливать границы и правила для своих детей, контролировать их выполнение. Многие взрослые найдут сто и даже тысячу причин, почему они не уделяют детям достаточно внимания, почему они не ходят с ними в кино, театр, музеи, почему они не читают с ними книги, почему они не могут добиться элементарного выполнения домашних заданий.
Еще мне кажется, что подростки практически исключены из реальной жизни общества. Они живут в своем мире, а взрослые в своем.
и радикальное
решение
— Сейчас идет волна борьбы с разными «группами смерти». Что вы думаете про всю эту ситуацию с подростковыми самоубийствами?
— С одной стороны, я не склонна к истерии и конспирологическим теориям. Но вообще такие ситуации повергают меня в шок. Наибольшую опасность подобные вещи представляют для младших подростков, так как у них мало опыта. Старшие подростки больше в «группах смерти» мотивированы либо любопытством, либо понтами. Младшие как-то более серьезно относятся, кибернасилие может оказать на них и их неокрепшую психику пагубное влияние.
Взрослым хочется найти простое и радикальное решение, закатать в асфальт все гаджеты и интернет туда же. Но, на самом деле, не все так просто. Получается, что родители беспомощны, у них нет достаточного времени. У них нет иногда желания, иногда возможности устанавливать границы и правила для своих детей, контролировать их выполнение. Многие взрослые найдут сто и даже тысячу причин, почему они не уделяют детям достаточно внимания, почему они не ходят с ними в кино, театр, музеи, почему они не читают с ними книги, почему они не могут добиться элементарного выполнения домашних заданий.
Еще мне кажется, что подростки практически исключены из реальной жизни общества. Они живут в своем мире, а взрослые в своем.
— Тогда как ограждать подростков от таких сообществ?
— Между родителями и детьми не должно быть запретных тем. Ребенок не должен бояться сказать родителям, что он чего-то опасается, боится. Тему социальных сетей тоже нужно обсуждать. Ребенок должен знать, что если случится какая-то беда, то он должен рассказать кому-нибудь из взрослых — необязательно родителю, можно дяде, тете, школьному психологу, учителю. Нельзя однозначно сказать, что интернет — это плохо или, наоборот, хорошо. Прогресс нам не остановить.
Но как оградить? У родителей есть возможность самим изучать социальные сети, если они встречаются с какими-то подозрительными сообществами, сайтами, то их можно через Роскомнадзор заблокировать. Как нам говорили в отделе по делам несовершеннолетним, ежедневно закрывается около 50—70 подобных сообществ.
Но мне кажется, мы взрослые за этим всегда будем не успевать. Это какое-то противоборство системе. Дети и подростки не включены в настоящую жизнь, они в ней не участвуют. Они маленькие, несовершеннолетние, им нельзя, «подождите, пока подрастете»… Но они уже здесь и сейчас. Если их не пускают в этот мир, то они будут пытаться попасть в другие.
Наверное, жить в постиндустриальном мире достаточно сложно. Мы не знаем, чем себя занять. Нам не нужно доить коров, сеять, пахать… Наш день не заполнен осмысленными, необходимыми, важными делами.
Но как оградить? У родителей есть возможность самим изучать социальные сети, если они встречаются с какими-то подозрительными сообществами, сайтами, то их можно через Роскомнадзор заблокировать. Как нам говорили в отделе по делам несовершеннолетним, ежедневно закрывается около 50—70 подобных сообществ.
Но мне кажется, мы взрослые за этим всегда будем не успевать. Это какое-то противоборство системе. Дети и подростки не включены в настоящую жизнь, они в ней не участвуют. Они маленькие, несовершеннолетние, им нельзя, «подождите, пока подрастете»… Но они уже здесь и сейчас. Если их не пускают в этот мир, то они будут пытаться попасть в другие.
Наверное, жить в постиндустриальном мире достаточно сложно. Мы не знаем, чем себя занять. Нам не нужно доить коров, сеять, пахать… Наш день не заполнен осмысленными, необходимыми, важными делами.
— Через Роскомнадзор можно все на свете заблокировать, и в итоге не останется ничего. А есть другие способы?
— Помимо изучения социальных сетей, сообществ, еще нужно включать детей в повседневную жизнь, быт. Труд ребенка, его вклад важен для семьи. Мы, родители, перестали нагружать детей домашними делами, главное для нас — учеба. Для многих это девиз: «Только учись. Я от всего освобожу — только учись». Можно тупо отобрать у ребенка все гаджеты, но чем ты тогда его займешь? Это большой вопрос, чем занять освободившееся время.
Однако сейчас появляются такие дети, которые любой разговор, любую тему ассоциируют с какой-то знакомой компьютерной игрой, с героями фильма. Все время пытаешься построить «мостики» из реального в виртуальный мир.
— Вот если говорить о включении подростков в жизнь. В связи с недавними митингами поднялась проблема «Стоит ли включать подростков в общественно-политическую жизнь, разрешить им высказывать мнение»? Некоторые, например, считают, что пока не прожил половину жизни — молчи.
— Мы опять вытесняем их из реальной жизни. Не стоит агитировать подростков принять ту или иную сторону, но ограничивать им доступ в информации нельзя. Это все прописано в конституции. Также и со мнением: конституция позволяет его высказывать.
— Как со временем меняются подростки? То есть, какими были их проблемы в девяностых годах, какие в нулевых и так далее?
— Проблемы одни и те же: семья, проблемы с самоидентификацией, свое место в мире.
Однако сейчас появляются такие дети, которые любой разговор, любую тему ассоциируют с какой-то знакомой компьютерной игрой, с героями фильма. Они пока маленькие, старше пятого класса я не встречала. Я говорю им о реальном мире, а они воспринимают все через мир виртуальный. Наш диалог возможен, когда у нас есть параллели. Рассказываю любую ситуация — «о! есть такая игра». Все время пытаешься построить «мостики» из реального в виртуальный мир. Дети проводят в нем [виртуальном мире] сутки. Это новое.
Хотя и раньше мальчики убегали в какие-то видеосалоны, компьютерные клубы и могли там ночевать. На заре моей карьеры бывали такие случаи. Сейчас детям не нужно из дома выходить, все есть под рукой. Родители могут не волноваться, что их ребенок потеряется, влезет куда-нибудь, или его побьют, нет, он дома. Удобно и страшно.
Однако сейчас появляются такие дети, которые любой разговор, любую тему ассоциируют с какой-то знакомой компьютерной игрой, с героями фильма. Они пока маленькие, старше пятого класса я не встречала. Я говорю им о реальном мире, а они воспринимают все через мир виртуальный. Наш диалог возможен, когда у нас есть параллели. Рассказываю любую ситуация — «о! есть такая игра». Все время пытаешься построить «мостики» из реального в виртуальный мир. Дети проводят в нем [виртуальном мире] сутки. Это новое.
Хотя и раньше мальчики убегали в какие-то видеосалоны, компьютерные клубы и могли там ночевать. На заре моей карьеры бывали такие случаи. Сейчас детям не нужно из дома выходить, все есть под рукой. Родители могут не волноваться, что их ребенок потеряется, влезет куда-нибудь, или его побьют, нет, он дома. Удобно и страшно.
Сейчас детям не нужно из дома выходить, все есть под рукой. Родители могут не волноваться, что их ребенок потеряется, влезет куда-нибудь, или его побьют, нет, он дома. Удобно и страшно.
Почему психологи
не ходят к психологам
не ходят к психологам
— Было ли желание самой пойти к психологу?
— Размышления на эту тему бывают. Но, на самом деле, мне кажется, что я и не только я, а каждый человек знает, как нужно поступать правильно, но он не хочет так поступать.
— Хватает ли заработной платы школьной психолога на жизнь?
— Я думаю, что без супруга не хватало бы.
— И не было ли желания бросить все?
— Я слишком труслива в этом направлении. Я не могу позволить себе бросить все и уйти в никуда. Сразу перед глазами цепь последствий, которые меня ограничивают. Я не склонна к кардинальным, радикальным изменениям.
текст и портрет: Вера Гордиенко
фото: Наташа Барова
фото: Наташа Барова
